ISBN: 978-83-08-06010-0
Год издания: 2015
Издательство: Wydawnictwo Literackie
Количество страниц: 288 стр.
Маленький провинциальный городок Польши Минск-Мазовецкий. Трудная послевоенная жизнь. Главная героиня романа шестилетняя девочка. Через сознание ребенка прокручиваются все события, имеющие для детской психики важное значения. С какого момента помнит себя каждый человек? С серьезного события в своей жизни. Вот и в семье девочки, безгранично любящей друг друга, рождается второй ребенок, сестричка героини Уля. Бабушка строчит пеленки на старенькой ножной машинке Зингер. Девочка мысленно готовится к роли старшой сестры! Жизнь семьи, улицы, соседей, друзей. Их помощь друг другу в разных жизненных ситуациях описаны подробно и обстоятельно и эти подробности заслуживают внимания. Несмотря на масштабы городка, он для девочки центр вселенной. Она наблюдательна и достаточна взросла для своего возраста, так как много времени предоставлена сама себе. Мама — учительница, отец, рядовой служащий, занятый с утра до вечера — днем работает, вечером учится. Место родителей в ее жизни часто занимают бабушка с дедушкой, живущие неподалеку в деревне.
Детский ум с точностью и скрупулёзностью передает все детали и мелочи тяжкого быта, с точки зрения сегодняшнего дня (в который автор периодически возвращает нас, так как роман построен как ее воспоминания, дневники) описывая до мельчайших деталей жизнь, как в городе, так и в деревне. Автор как бы заглядывает туда из сегодняшний жизни. Жизни лэптопов, компьютеров, стиральных и посудомоечных машин, кредитов на жилье, коттеджей, в одном из которых теперь живет вчерашняя девочка. Повзрослев и выйдя замуж она воспитала двух сыновей. Она их любит так же беззаветно, как когда-то любили ее. Автор посвящает роман своим сыновьям.
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
Его трогательное и многообещающее начало звучит так:
«В середине августа ты неожиданно сказал:
— Я ухожу.
«Уже», — подумала я.
Ты ощущал неловкость. Что-то еще добавил в оправдание. Однако тебя никто не слушал. Я и твой отец опустили головы, впились взглядом в крышку стола. Мы потеряли желание ужинать. Ты не должен был ничего объяснять. Видно пришло время. Для нас это означало, что оба наши сына уйдут от нас одновременно. Потом все долго молчали. Подавленные, призывали голос рассудка, объясняли друг другу, уверяли, кивали головами. Но что-то в нашей жизни оборвалось. Мы еще этого не понимали и не анализировали. Старались радоваться тому, что вы уже созрели, чувствуете себя взрослыми. Однако же это был тяжелый выходной. Один из тех, что меняют все.
…..Мы были вместе двадцать пять счастливых лет, включая перемены и переезды в этот дом. И хоть каждый из нас зависал на лэптопах и безвылазно сидел в своей комнате, мы все равно и дальше были нашей четверкой: папа, я и вы двое.
Мы в наших сердцах услышали глухой стук. Как бы ты ушел навсегда. Что мы могли сказать? Останься, побудь еще немного с нами. Нам будет тебя не хватать. Жаль, что натура не наделила людей птичьим инстинктом прогонять из гнезда свое потомство. Тогда бы нам было легче».
А в той послевоенной жизни она жила в рамках тех условий, которые диктовало государство, ее семья укладывалась в мизерную зарплату и даже не мечтала о современных удобствах. В тесной квартирке мама отмывала грязь с постельного белья на стиральной доске, и его белоснежный хруст в ночь перед рождеством остался в сознании девочки, как элемент праздничного настроения.
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
Описание то деревенских, то городских сцен жизни, в которых ребенку приходилось участвовать, дает представление о бытии ее семьи, а мелочи подчеркивают особенности этого бытия. Вот она в деревне у бабушки, где забивают поросенка, носят воду из колодца, и доят коров:
«Девочка остается за широким порогом и смотрит, как бабушка в подвязанной назад косынке, сидя на низком табурете, моет корове вымя, а потом, то правой, то левой рукой попеременно тянет за соски. Пустое ведро звучит молочной музыкой. Сначала металлически и звонко, потом все мягче и мягче. В конце концов струя задыхается в высокой пене. Корова меланхолично жует сено, не обращая внимание на доярку. Девочка не очень-то разбирается в сельском хозяйстве, однако знает только, что часть молока старики отдают государству, возможно приходилось слышать о принуждении крестьян. Но самой ей об этом никогда никто не рассказывал и не жаловался на повинность».
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
А вот и ее жизнь у родителей в городской квартире. Оставленная дома одна без присмотра, ей, как каждому ребенку, от нечего делать хочется пошкодить или сделать что-то эдакое:
«Перед девочкой не удалось скрыть, что в доме есть перстни из русского золота, с искусственными рубинами, кораллами и лунным камнем, купленные из-под полы. (Золото, купленное нелегально, было дешевле и являлось не просто украшением для женщин, но и размещением денег на черный день – прим. рецен.) Она всовывает руку между гладко выглаженным постельным бельем и триумфально усмехается про себя. Затем вытаскивает маленькую коробочку и надевает на тонкие пальчики правой руки сразу три перстня. Потом пробует втиснуть два пальца в один перстень, однако это не удается. Затем подсмотренным где-то жестом закрывает себе рот ладонью так, чтобы презентовать зеркалу пальцы в перстнях. Не зная, что еще можно было бы сделать, она снимает золото и запихивает его назад в коробочку, которую кладет на место. Желая скрыть следы преступления, она поворачивает ключик и закрывает шкаф».
И тем не менее описание любого события, действа или даже предмета проникнуто такой невероятной ностальгией по прошлому, такой теплотой и нежностью, что хочется вернуться и заглянуть в тот мир, который очень близок русскому читателю по множеству происходящих там событий. Во-первых, потому что Польша очень близкое нам по духу государство, и во всем-во всем присутствует ощущение похожести ( мы братья славяне), и наши славянские традиции как-то: массовые хождения на кладбища в определенные дни года, к примеру, в день поминовения усопших, или подготовка к большим праздникам – явления, похожие как две капли воды: предпраздничная суета в семье — генеральная уборка квартир, стирка, помывка, стряпание определенных блюд все это со смаком и вкусом передано автором. Заготовки всяческой снеди на зиму: солений, грибов – все это тоже нас сближает, потому что мы, так же, как и они, чтим и любим, цитируя Пушкина: «Привычки милой старины».
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
Даже игры польских детей, если вспомнить послевоенный период, детские считалки, страшилки звучали также слово в слово у них и у нас: «в этой черной-черной комнате стоял черный-черный гроб». Конечно, все это наивно, не страшно и не чета хоррору современных детских мультиков! И вспомнить только «секреты» из цветных стеклышек, которые зарывали в песок, а потом раскапывали – сегодняшние дети, ни польские, ни российские, не имеют об этом никакого понятия! А приглашение на просмотр фильмов через проектор в более обеспеченный дом, где мальчику подарили чудо техники на день рождения — это ли не наше послевоенное детство?
Игрушки, как и все стальное, были дефицитом. В Польше, так же как и у нас, любой товар нужно было доставать, а не просто купить — все это настолько нас объединяет! «Достала ветчину, сапожки, будто бы за них не надо было платить», — вспоминает героиня. Каждый товар кончался. Кроме того, что нужно было простоять в очереди, тебе могло не хватить. Говорили: «на мне кончился товар». Так же как для любого ребенка, поездка в столицу за покупками была большим праздником. (Вспомнить только, как ездили при советской власти за покупками в Москву все жители близлежащих городов). Девочка обожала поезда, она забиралась на верхнюю полку дышать запахом локомотива, поглядывая сверху на ритуал, до боли знакомый и нам: «как только поезд начинал движение, все доставали еду».
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
Социалистический строй в Польской народной республике (несмотря на то, что роман абсолютно не политизирован, описываются времена правления Гомулки) — зеркальное отражение нашего социалистического бытия. Автор даже пробует относиться к политике с немного отстраненной позиции (ведь это жизнь глазами ребенка!) Однако каждый ребенок знал, что после праздничного шествия (в Польше первое мая и раньше, и теперь — рабочий день), за участие в демонстрации отпускали домой. А само торжество в детском сознании выглядело так:
«Радостные трудящиеся во главе с партийными руководителями, а также по-праздничному одетые ученики с учителями шли колоннами к месту сбора. Они несли транспаранты: «Мир, труд, социализм!» Речь первого секретаря звучала примерно так: сейчас все замечательно, а будет еще лучше».
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
Вмешательство государство в личную жизнь не выглядело в глазах ребенка чем-то оскорбительным или опасным для семьи, хотя она и ощущала недовольство отца, когда два незнакомых пана в одинаковых шляпах незванно пришли в гости перед поездкой отца в ГДР к своему другу. А также в рассказе отца о стукаче, который не отставал от него в этой поездке, набиваясь в друзья и навязывая откровенные беседы.
«Ну, что я ему должен был говорить?» — сетовал отец.
И правильно воспитанная девочка, вмешиваясь во взрослый разговор, наставляла:
«Нужно всего говорить правду».
И отец, мучаясь сомнениями, хотел набраться духу и объяснить ребенку, что существуют такие обстоятельства, которые освобождают человека от обязанности говорить правду. Однако он отказался от этого, может она поймет потом сама?»
Память ребенка хранит такие мелочи, которые взрослое сознание запрятало глубоко в анналы. Ну, разве вспомнит кто-нибудь из наших женщин, как в уголке какого-нибудь магазина понуро сидела женщина и, натянув старые чулки на стеклянный стакан, поднимала специальной машинкой спущенные петли. А рядом в коробке или в корзинке лежали сотни таких же спущенных чулок, ждущих своей очереди, и сотни отремонтированных. Девочка помнит, как мама еще носила пояс, на который спереди и сзади резинками она пристегивала такие чулки. Век отремонтированных колготок, пришедших на место чулок, оказался недолог. Их стали выбрасывать! А перьевые ручки с чернилами, которые набирались с помощью подобия резиновой пипетки, вмонтированной в них! И вечно перепачканные из-за этого руки.
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
А может взрослая память не забыла соблазнительно темные, тяжелые, четырехугольные плитки мармелада, лежащие в магазинах на прилавке, те которые продавцы разрезали широким ножом, взвешивали на весах с гирями и завертывали в жесткую серую бумагу. Какими же вкусными они казались девочке! Продавщицы с вытравленными до бела волосами, в белых кокошниках, наливающие специальными мерками молоко в алюминиевые бидоны, за которым ее посылала мама, это тоже воспоминание из детства. Электрические кассы встречались не в каждом магазине, и продавцы вынуждены были считать цену, умножая ее на килограмм товара, и записывая просто на той самой бумаге в которую заворачивали товар. Общую цену различных покупок складывали столбиком, аккуратно выписывая цифры одну под другой. «Случалось, что ошибались, это можно было проверить, когда купленный товар, заворачивался в бумагу с расчетами». И еще тысячи тысяч мелочей, которые врезались в детский мозг: пение песен, часть текста которых воспринималась на слух не совсем правильно, и звучала из уст детей как абракадабра.
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
А вот эмоциональные события, действующие не положительно на детскую психику. Наиважнейшее, что зафиксировало сознание ребенка и явилось одним из главных воспоминаний.
«После начала учебного года мама и девочка (так именует автор героиню романа) побежали в ясли, чтобы взять Улю (сестру героини). В группе пахло записанными пеленками. В железных кроватках стояли и лежали детки. Хныкающие, сопливые. На них были надеты пижамки. Кое-кто сидел на горшке. Каждый из них с одинаковой надеждой вглядывались в двери, будто оттуда должно прийти избавление. Уля выглядела сонной, но тоже было видно, что она была заплаканной. Личико грязное. Где-то изнутри нее вырывалось рыдание.
Девочка смотрела на это с негодованием – с ее сестрой тут делали что-то плохое. Они с мамой в спешке одели Улю и, посадив в коляску, срочно двинулись домой. После того, как они вышли с территории яслей, девочка с мольбой в голосе воскликнула:
— Мамочка, ничего мне не покупай, пожалуйста, прошу тебя, но не отдавай больше Улю в эти ясли!
Ее подбородок задрожал и через мгновение они плакали уже все втроем».
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
Произведение все проникнуто «польщизной», как поляки сами называют это явление, то есть народностью. Но не в лубочном смысле слова, как у нас принято понимать. Не деревянными игрушками и расписными платками (хотя и это существует в произведении тоже), а как форма, обрамление. Речь идет о настоящем искреннем духе любви ко всему родному и всему, что с ним связано. А главное — к семье. Энергетика автора передается читателю, эмоциональное воздействие достаточно велико.
Очень важна мысль автора, что все в жизни человека начинается с его корней.
«Дом — это место, в которое мы возвращаемся воспоминаниями. Если наступит такое время, когда мы не будем помнить, что произошло вчера, то дом нашего детства будем помнить всегда. С мельчайшими подробностями, будто только что закрыли за собой в него дверь. Будем по нему тосковать, когда нам плохо. Мысленно прохаживаясь по нему, будем дотрагиваться до предметов, которых давно уже нет, возвращаться к самому счастливому и самому важному моменту жизни. Насколько легче было бы умирать, если бы нам кто-нибудь дал гарантии, что после смерти мы попадем именно туда».
Малгожата Гутовска-Адамчик «Бег времени (календари)»
Произведение глубоко лирично и задевает самые сокровенные струнки человеческой души. Это не женский роман, хотя в нем описываются первые чувства девочки, совсем еще ребенка к противоположному полу – первый неосознанный поцелуй от мальчика. Этот поступок очень мучает ее, и она пытается обсудить его с родителями, и он важной линией проходит по всему произведению.
Роман, без сомнения, может заинтересовать и мужчин тоже. Это настоящая литература, еще раз подчеркну, близкая по духу и ментальности русскому читателю. И хотя повествование развивается медленно, обстоятельно и ничто не перебивается ни конфликтами, ни семейными дрязгами, ни разборками из-за денег, ни слезливым мылом, к чему в последнее десятилетие мы приучены, он читается легко. Если еще не перевелись читатели, для которых важна эмоциональная составляющая, точность исторических описаний и вообще хорошая литература, то этот роман для них!